
Вот она — залитая послеполуденным солнцем улица и небольшой бар, отделенный от всего мира ломтиком темно-синей тени. У бара собираются яркие молодые люди с большими папками — мои однокурсники. Отягощенные недавним обедом, они мнутся на пороге бара, заказывают кофе и крутят самокрутки. Впереди нас ждет долгий и занудный процесс развески экзаменационной выставки по графическому дизайну, торопиться некуда.
За небольшим столиком у входа в бар сидят двое: квинтэссенция иронии и квинтэссенция сарказма. Первый из них — человек, иллюстратор и кот в одном лице, Маурицио Куарелло, предпочитает красное вино под самокрутку. Экзамен ему сдан накануне на «отлично с отличием».
Второй же — Луиджи Рафаэлли, хтоническое божество графического дизайна и профессор моего факультета. Восхитительный ястребиный нос и звонкая фамилия позволяют ему ловко прикидываться обыкновенным итальянцем. Однако в душе он самый настоящий немецкий экспрессионист, поэтому пьет холодное пиво. Экзамен ему мне предстоит сдать скоро и неотвратимо.
Теперь на картинке появляюсь я, решительно искажая пейзаж, ландшафт и метеоусловия. У меня короткие ярко-голубые волосы, цыганская юбка подметает разогретые солнцем мостовые. Под мышкой — свернутый рулончиком плакат для выставки. Внутри — паника, на лице — блуждающая улыбка.
С интонацией, приличествующей Михаилу Боярскому в роли Д’Артаньяна, проф Рафаэлли адресует вопрос коллеге-иллюстратору, чем привлекает внимание всего курса, толпящегося у входа в бар:
— Allora, professore Quarello… Signorina*, — небрежный кивок головой в мою сторону, — Как сдала вам экзамен?
— Как-как… Очень плохо, — отвечает Маурицио Куарелло и косит на меня кошачьи зрачки. Давай, дескать, подыгрывай.
Я, будучи концентрацией нереализованных театральных перевоплощений, делаю лицо, исполненное тоски и вселенской скорби. Тень Михаила Чехова возникает за моей спиной, я страдальчески заламываю руки.
— Sì, sì! Malissimo! ** — вздыхаю я. Жизнь кончена. Полный капут.
— Да что вы говорите, — отрепетировано удивляется Рафаэлли.
У нашей театральной постановки прибавляются восхищенные слушатели в виде моих однокурсников.
— Да. Целый год она, — снова пренебрежительный кивок в мою сторону, — безбожно валяла дурака.
Куарелло морщится и брезгливо отставляет бокал вина.
— Есть такое, — соглашаюсь я, совершенно искренне. Но затем, на всякий случай, уточняю:
— А еще профессор Куарелло безжалостный деспот и узурпатор!
Иллюстратор и кот в одном лице доволен так, будто ему только что пообещали целый склад, забитый крынками со сметаной. Если итальянские коты вообще в курсе, что такое сметана. И уж тем более, что такое крынка.
— И что же вы ей поставили за экзамен, professore***? — заинтересованно спрашивает Рафаэлли. Уши моих однокурсников тем временем стремительно увеличиваются в объёме.
— 24, — гордо заявляет Куарелло и делает победоносный глоток вина.
Слышатся испуганные вздохи, кто-то хватается за сердце. На русский язык этот балл можно перевести как «троечка с натяжечкой, да и та — из великого сочувствия ко всем живым существам».
— Не может быть! — первой тревожную тишину нарушает моя подруга Алессандра, — Вы не могли поставить ей такой низкий балл!
«Очень даже могу», — Куарелло ничего не говорит, только смотрит на меня испытующе.
«Очень даже может», — знающе киваю я, но молчу.
Рафаэлли понял, что господа шутки шутить изволят. Они с Куарелло переглянулись, залпом допили аперитивы и направились в прохладный полумрак бара, вешать выставку. Поединок за титул «самая невыносимая сволочь в педагогическом смысле» завершился со счетом «1:1», а меня оставили на растерзание однокурсникам.
Я сдалась через полчаса. Обуявшее моих друзей разочарование и утрата веры в справедливость могла вылиться в маленькую бескровную революцию. Пришлось признаться в своем «отлично с отличием».
Все-таки у меня, в отличие от моих профессоров, слишком хорошая репутация.
Сдам все экзамены и непременно отращу себе новую. Пострашней.
— — -
* — Итак, профессор… Сеньорина… (итал., прим. автора)
** — Да, да! Ужасно! (итал., прим. автора)
*** — Профессор (итал., примр. автора)
Автор фото с панорамой города Мачерата — Gianluca Storani
Тексты

Апокалипсис, ангелы, ОМОН и имбирное печенье

La Dolce Vita. Интервью с Антонелло Толве

Пять процентов мадженты. История, рассказанная Луиджи Рафаэлли
